Не говори, что нем могильный холм,
любая жизнь закончится стихом,
любую смерть за трешку воспоет
кладбищенский веселый доброхот.
А мастер эту надпись поместит
на твой цемент, а может, на гранит,
и две надломленных гвоздики на
него положит скорбная жена...
Не уверяй, что скучен путь земной, -
дай руку мне, поговори со мной,
как Аполлон Григорьев у цыган
угар страстей цветастых постигал,
солдатскую гитару допоздна
терзая в плеске хлебного вина, -
и Фет рыдал, и ничего не ждал,
и хриплый хор его сопровождал.
О если б смог когда-нибудь и я,
в трехмерный храм украдкою пройдя,
всю утварь мира перепрятать - так,
чтоб лишь в узоре окон тайный знак
просвечивал - не пеной, не волной,
паучьей сетью, бабочкой ночной,
и всякий век, куда бы он ни вел,
заклятием и: заговором цвел!
То сердце барахлит, то возле рта
морщина, будто жирная: черта
под уравненьем - только давний звук,
бескровным рокотом взрываясь из-под рук,
снует, как стон, в просторе мировом...
Ворочаться и слышать перед сном:
очнись - засни - прости за все - терпи,
струной в тумане, голосом в степи...
Постоянная ссылка на это стихотворение: